Эми не смог заставить себя прикоснуться к нему, а только с ужасом посмотрел на разваливающуюся темную маску, которая еще недавно была лицом его друга, и прошептал:
— Что это было, Нейхем? Что это было?
Распухшие, потрескавшиеся губы раздвинулись, и увядающий голос прошелестел в гробовой тишине:
— Не знаю... не знаю... просто сияние... оно обжигает... холодное, влажное, но обжигает... живет в колодце... я видел его... похоже на дым... колодец светится по ночам... Тед и Мервин и Зенас... все живое... высасывает жизнь из всего живого... в камне с неба... оно было в том камне с неба... заразило все кругом... не знаю, чего ему надо... та круглая штука... ученые выковыряли ее из камня с неба... они разбили ее... она было того же цвета... того же цвета, что и листья, и трава... в камне были еще... семена... яйца... они выросли... впервые увидел его на этой неделе... стало большое, раз справилось с Зенасом... сначала селится у тебя в голове... потом берет всего... от него не уйти... оно притягивает... ты знаешь... все время знаешь, что будет худо... но поделать ничего нельзя... я видел его не раз... оно обжигает и высасывает... оно пришло оттуда, где все не так, как у нас... так сказал профессор... он был прав... берегись, Эми, оно не только светится... оно высасывает жизнь...
Это были его последние слова. То, чем он говорил, не могло больше издать ни звука, ибо составляющая его плоть окончательно раскрошилась и провалилась внутрь черепа.
Эми прикрыл останки белой в красную клетку скатертью и, пошатываясь, вышел через заднюю дверь на поля. По отлогому склону он добрался до десятиакрового гарднеровского пастбища, а оттуда по северной дороге, что шла прямиком через леса, побрел домой. Он не мог пройти мимо колодца, от которого убежала его лошадь, ибо перед тем, как отправиться в путь, бросил на него взгляд из окна и убедился в том, что пролетка не оставила на каменном бордюре ни малейшей царапины — скорее всего, она вообще проскочила мимо. Значит, это был не камень...
|