Говорили еще, что злобные люди, которые поселились на Улице и собирались в отвратительных заведениях, были мозговым центром ужасного мятежа, что у них в подчинении находились миллионы не рассуждающих одурманенных существ, разбросанных по городам, где из каждой трущобы тянулись вонючие лапы тех, кто сгорал от желания жечь, убивать и крушить до тех пор, пока страна предков не превратится в пепелище. Слухи становились все назойливее, и многие с ужасом ждали четвертого июля, даты, означенной во многих листовках; но по-прежнему ничто не указывало на место, которое можно было бы считать колыбелью преступления. Никто не мог с точностью вычислить людей, с арестом которых заговор утратил бы свою жизнеспособность. Не раз и не два полицейские налетали с обыском на обветшалые дома, но однажды они ушли, чтобы не возвращаться; отвыкнув, как и другие, от закона и порядка, они оставили город на произвол судьбы. Их сменили мужчины в форме цвета хаки, вооруженные мушкетами; и стало казаться, что погрузившейся в грустное оцепенение Улице привиделся сон, навеянный прошлым, когда мужчины с мушкетами и в шляпах-конусах возвращались с родника в лесу к горстке выросших на берегу домиков. Катастрофа надвигалась, и некому было стать на пути корифеев зла и коварства.
Улице было трудно сбросить оцепенение, но однажды ночью она прозрела, заметив повсюду в Петрович бейкери , в Рифкин скул оф модерн экономик , в Сэркл сосиаль клаб и в Кафе Либерти , да и не только там, орды мужчин, в чьих расширенных зрачках горело ожидание разрушительного триумфа. Тайный телеграф передавал странные сообщения, многие из которых стали известны лишь позднее, когда Запад был уже в безопасности. Люди в форме цвета хаки не могли объяснить, что происходит, и не понимали, в чем состоит их долг; ведь заговорщикам не было равных по хитрости и скрытности.
|