Воздух стал ощутимо холоднее, внезапнее, чем это обычно бывает в начале ноября, и, казалось, задрожал от ужасающих волнообразных сотрясений, который я не мог не связать с хлопками огромных крыльев.
Вся когорта теперь стояла неподвижно, и в угасающем свете факелов я увидел то, что, как я решил, было фантастическими тенями, очерченными в небе призрачным сиянием Млечного пути; они скользнули через Персея, Кассиопею, Цефея и Лебедя. Затем вдруг с неба исчезли все звезды – даже яркие Дэнеб и Вега впереди, и одинокие Альтаир и Фомальгаут позади. А когда факелы потухли окончательно, над пораженной и дико кричащей когортой остались лишь гибельные и ужасные жертвенные костры на возвышающихся вершинах; адский и красный, их огонь сейчас обрисовывал фигуры безумно скачущих колоссальных безымянных существ, о которых никогда не осмеливались даже прошептать в жутчайшем из самых тайных сказаний ни фригийский жрец, ни старуха из кампанийского селения.
И над слившимися криками людей и лошадей тот демонический грохот достиг наивысшей громкости, а холодный как лед пронизывающий воздушный поток неторопливо скользнул вниз с тех запретных высот и обернулся вокруг каждого человека, а затем вся когорта принялась бороться и кричать в темноте, будто изображая судьбу Лаокоона и его сыновей. Только старый Скрибоний Либо казался покорившимся судьбе. Он произнес несколько слов, не заглушенных воплями, и они все еще отдаются эхом в моих ушах. «Malitia vetus – malitia vetus est… venit… tandem venit …»
А затем я проснулся. Это было наиболее живое за многие годы сновидение из пробудившихся родников подсознания, долгое время не трогаемых и забытых. О судьбе той когорты записей не сохранилось, но, по крайней мере, город был спасен – так как энциклопедии свидетельствуют, что Помпело дожил до наших дней, и известен под современным испанским названием Помпелоны.
За годы до варварского превосходства –
ГАЙ ЮЛИЙ ВЕР МАКСИМИН
|