Редко кому доводилось видеть их; но несколько раз в год они присылали маленьких желтых косоглазых посланцев (похожих на скифов) торговать с купцами при помощи жестов; каждую весну и осень на вершинах гор они свершали мерзкие обряды, их вопли и жертвенные костры вселяли ужас в деревни. Всегда в одно и то же время – ночью перед календами мая и перед календами ноября. Жители городка пропадали прямо перед этими ночами, и больше о них уже никто не слышал. Шептались, что местные пастухи и фермеры не были настроены так уж недоброжелательно по отношению к очень древнему народу – не одна крытая соломой хижина пустела перед наступлением полуночи во время двух омерзительных шабашей.
В этом году ужас был особенно велик, так как люди знали, что гнев очень древнего народа направлен против Помпело. Три месяца назад с холмов спустились пятеро маленьких косоглазых торговцев, и во время рыночной драки трое из них были убиты. Двое оставшихся в живых, не говоря ни слова, исчезли в горах, и этой осенью не исчез ни один крестьянин. В подобной неприкосновенности чувствовалась угроза. Очень древний народ никогда прежде не отказывался от жертвоприношений во время шабашей. Ситуация была слишком спокойной, чтобы быть нормальной, и крестьян охватил страх.
Много ночей глухо стучали барабаны на холмах, и, наконец, эдил Тиберий Анней Стилпо (по рождению бывший наполовину местным) послал к Бальбутию в Калагуррис за когортой, чтобы было чем защититься от шабаша в ужасную ночь. Бальбутий, не особо вникнув в суть просьбы, отказал под предлогом того, что страхи крестьян беспочвенны, и что омерзительные ритуалы племени с холмов не касаются Римского Народа, пока нашим гражданам ничего не угрожает.
Я, хоть и был близким другом Бальбутия, не согласился с ним; я заявил, что долгое время посвятил изучению запретных темных верований и считаю: очень древний народ способен призвать самую отвратительную погибель на городок, который, в конце концов, был римским поселением, и в котором жило значительное число
|