Быть сестрой ученого, повторяла она себе, все равно что быть сестрой солдата, который убивает, чтобы спасти соотечественников от врагов.
После ленча Джорджина снова заняла свое место у окна и занималась шитьем – до тех пор, пока звук раздавшегося на дворе выстрела не заставил ее в тревоге выглянуть наружу. Там, недалеко от здания клиники, она увидела фигуру Сурамы с пистолетом в руке. Его похожее на череп лицо искривилось в странной гримасе, – он хохотал над сползавшей по стене фигурой в черном шелке с длинным тибетским ножом в руке. Это был слуга Тсанпо, и она, узнав его сморщенное лицо, с ужасом вспомнила о том, что слышала прошлой ночью. Солнце сверкнуло на отполированном лезвии, и вдруг пистолет выстрелил еще раз. На этот раз нож выпал из руки монгола, и Сурама с жадностью уставился на свою дрожащую жертву.
Затем Тсампо, быстро взглянув на свою невредимую руку и на упавший нож, быстро отскочил от потихоньку приближающегося Сурамы и бросился к дому.
Однако Сурама оказался проворнее и настиг его одним прыжком, схватив за плечо и чуть не расплющив о стену. Некоторое время монгол пытался сопротивляться, но Сурама ухватил его за шиворот, как животное, и потащил в клинику. Джорджина слышала, как он смеялся и издевался над слугой на своем языке, и видела, как желтое лицо жертвы затряслось от страха. Она вдруг против воли поняла, что происходит. Глубокий ужас охватил ее, и она потеряла сознание – второй раз за сутки.
Когда она пришла в себя, комнату заливал золотой свет заката. Джорджина, подняв упавшую корзинку и разбросанные принадлежности, погрузилась в тягостные мысли, и наконец пришла к убеждению, что все, что она видела, представляет из себя трагическую реальность. Значит, ее худшие опасения подтверждались. Что ей делать, она не знала. Она была вдвойне благодарна тому, что ее брат все еще не появлялся. Ей нужно было поговорить с ним, но не сейчас. Сейчас она не могла говорить ни с кем.
|