Чем дальше я углублялся в лесные дебри, тем более непроходимыми они становились; тропа, по которой я держал свой путь, настолько заросла подлеском, что во многих местах была почти не видна, и я снова подумал о том, что как ни крути, а придется мне заночевать в этом лесу.
Путешествие мое длилось уже не один час, и я успел основательно проголодаться. Отыскав под кронами деревьев надежное укрытие от палящих солнечных лучей, я развязал узелок и приступил к своей скромной трапезе, которая состояла из нескольких безвкусных сэндвичей, куска черствого пирога и бутылки легкого вина – не Бог весть какая провизия, но и ее хватило, чтобы значительно улучшить мое состояние.
Покончив с едой, я хотел закурить трубку, но затем передумал, – в такую жару это было ни к чему. Вместо этого я решил ненадолго прилечь, чтобы собраться с силами для заключительного броска, и с наслаждением растянулся во весь рост в спасительной тени. Я и не подозревал, чем обернется для меня бутылка слабого вина, которую я столь опрометчиво опустошил – в такой зной даже небольшого количества спиртного оказалось достаточно, чтобы затуманить мозг. Вот почему, вместо того, чтобы вздремнуть десяток-другой минут, я уснул сном праведника на несколько часов.
II
Когда я наконец открыл глаза, надо мною начинали сгущаться сумерки. Дуновение ветра окончательно привело меня в чувство; обратив взгляд вверх, я увидел скопление темных, быстро плывущих по небу облаков – предвестников жестокой бури. Сейчас я уже не сомневался в том, что если и попаду в Глендейл, то не раньше завтрашнего утра, и перспектива впервые в жизни заночевать в лесу одному наполнила мою душу страхом. Вскочив на ноги, я быстро двинулся вперед, надеясь обнаружить какое-нибудь укрытие, где можно было бы найти спасение от неумолимо надвигавшейся грозы. Тем временем темнота мягко, подобно огромному одеялу, опустилась на лесную чащу.
|