Как сообщил мне Барри в вечер моего приезда, причиной всех его бед были окрестные болота. Я добрался до Килдерри на закате чудесного летнего дня; золотистое небо бросало яркие отсветы на зеленые холмы, овраги, и голубую поверхность небольших лужиц и озер, там и тут видневшихся посреди трясины, посреди которой, на островке твердой почвы, мерцали неверной белизной какие-то странные и очень древние руины. Вечер выдался на редкость прекрасным, но его немного омрачило то обстоятельство, что на станции в Баллилохе крестьяне пытались меня о чем-то предупредить и туманно намекали на какое-то проклятие, лежавшее на Килдерри; наслушавшись их бредней, я и вправду вдруг почувствовал невольный озноб при виде позолоченных огоньками фонарей башенок замка. Там, в Баллилохе, меня дожидался присланный Денисом автомобиль Килдерри был расположен в стороне от железной дороги. Бывшие на станции фермеры старались держаться подальше от машины, а узнав, что она предназначается для меня, стали поодиночке подходить ко мне и, близко наклоняя побледневшие лица, шептать на ухо какую-то бессвязную чушь. Лишь вечером, встретившись с Барри, я наконец смог понять, что все это означало. Крестьяне покинули Килдерри, потому что Денис Барри задумал осушить Большие топи. При всей своей любви к Ирландии, он слишком хорошо перенял у американцев их практическую сметку, чтобы спокойно взирать на прекрасный, но совершенно бесполезный участок земли, на котором можно было бы добывать торф, а впоследствии и посеять что-нибудь. Местные предания и суеверия совершенно не трогали Барри, и он только посмеивался над своими арендаторами, когда те сначала отказывались помочь в работах, а потом, увидев, что их землевладелец и не думает отступаться от намеченной цели, осыпали его проклятиями и, собрав нехитрые пожитки, уехали в Баллилох. На их место он выписал батраков с севера, а вскоре ему пришлось заменить и домашних слуг. Но среди чужаков Денис чувствовал себя одиноко, а потому просил приехать меня.
|