Он закончил речь,
И пламена сверкающих небес
Раскручиваться стали, клокоча
Водоворотов бешенством, судьбы
Законам неподвластные. Их ритм
Был столь велик, что каждый их бурун
Загромождал обзор, пока не стал
Девятым валом весь небесный вихрь.
Бесформенность внезапно взорвалась
Кристальностью сиянья, и оно
Казалось более всего того,
Что может человек вообразить,
Но было узко здесь. Уже вдали
Вновь созданного красота небес
Являла совершенство – даже мой
Небесный проводник был восхищён.
На крыльях бесконечного рождён,
Моей души коснулся звёздный ритм,
Скорее полня ужасом меня,
Чем радостью. Вновь насмеялся дух
Над человечьей слабостью моей,
Всё, что во мне творилось, прочитав;
Однако, тему изменив, призвал
Вниманье на прореху обратить,
Растущую в пространстве, говоря,
Что в ней я бесконечное найду,
Что в ней скрывалась Истина моя,
Что в ней – коль буду мужественен я,
Решась невыразимое сказать -
Последний смысл движенья Бытия.
Ко мне он обращался – но душа
Моя уже отчаянно неслась,
За жизнь цепляясь, в ужасе крича,
Без памяти, без цели, в пустоте
Молчания неведомых глубин.
* * *
Так нёсся наш Лукулл, пока кричал,
В неведомых глубинах – и упал
С кровати. Солнца утреннего свет
Уже сияет, бедный наш поэт
Припоминая свой кошмар сидит;
Он чувствует – ушиб его болит,
Свидетельствуя телу и душе,
Что он живой, что он спасён уже;
И он благодарит свою звезду -
А может космос он имел в виду -
За то, что выжил в этом жутком сне.
Музыкой сфер подавленный вполне
(Иль это был будильника звонок?),
Перед богами он даёт зарок
Тортами впредь не злоупотреблять,
На кексы и на По не налегать.
И вот уже отходит наш герой,
Сверкает так же взгляд его порой,
И чашу недопитую вина
Со смехом осушает он до дна
(Однако, всё ж не стоит утверждать,
Что наш Эндимион любил поддать!).
Повеселев лицом и сердцем, бард
Идёт в контору и, похоже, рад,
Что маленький обыденный мирок
Ему как раз пришёлся в самый прок.
Поскольку Истина весьма
|