Бард по призванью, в чине продавца
Служил в конторе своего отца
(Но ставший пессимистом оттого,
Что славы не хватало для него),
Лелея жажду тайную – вознесть
В дыханьи числ божественную песнь.
За день могло создать его перо
Пэан иль оду, или пару строк
О лавке, только струн его души
Касаться дивный гений не спешил.
Он вечером садился есть и пить,
Свою пытаясь музу пробудить
Посредством титанических кусков
Мороженого, кексов и тортов.
Порой пытливый взор его бродил
По небесам, среди ночных светил;
Однажды ночью он почти схватил
Балладу – но простуду подцепил.
Всё было тщетно: хоть и рос наш бард
Мечтателем до корня бакенбард,
Но Нимфа Эонийская, увы,
Не осеняла юной головы!
Так наш Лукулл в тоске б и жизнь провёл,
Когда б однажды он не приобрёл
Собрание стихов Эдгара По
С весёлыми кошмарами его;
И, очарован ими, дал обет
Служить Небесной Деве как По-эт, -
И вот уж грезит Обером лесным,
И все утёсы Янека пред ним;
И он прожекты разные творит
И в них как сотня Воронов парит.
Покинув мирный свой приют, герой
Теперь частенько шествует к одной
Невзрачной роще, наречённой им
Любовно и таинственно – Темп-и.
Когда, случалось, лужами сочась,
Равнину с рощей наводняла грязь,
Величие озёр он в лужах зрит,
А грязь на них приобретает вид
Зловонных заводей (в зависимости от
Того певца, какого изберёт
Его воображение). И вот
Свой Геликонский пламень он несёт
Туда, куда в один из ясных дней
Явился он с угрюмостью своей:
Аттическую лиру потерзать,
Судьбу певца, змеюку, воспевать,
Прося у фавнов – милость ниспослать,
Чтобы воистину По-этом стать.
Пегас, однако, высоко летал,
Час ужина желанный наступал;
И пастушок наш, голодом влеком,
Склоняется над стонущим столом.
Хоть слишком прозаично исчислять,
Что именно изволил он вкушать
(Читатель, нетерпением горя,
Обычно пропускает – и не зря -
Каталог педантично-долгий сей,
Как у Гомера – список кораблей),
Но бьёмся об заклад, что с той поры,
Когда в еде случился перерыв,
То там,
|